А вот и я – ещё целёхонький (череп и волосы на месте). Смотрю на свою бледную, угрюмую рожу с огромными мешками под глазами в отражении на темном стекле с надписью: «Не прислоняться». В общем – самый обычный человек. Хотя... если взглянуть на других людей в вагоне, становится ясно, что это не совсем так. Почти у каждого из пассажиров, сидящих на сидениях, стоящих в проходах и у других дверей, вцепившись в ручки-держатели над головами, есть один, а то и два имплантата – модификации тела: разнообразные усилители или заменители конечностей, искусственные глаза, уши, нос, а также различные улучшение мозга... И, судя по всему, в этом вагоне я единственный, у кого нет таких железок. За исключением пары штифтов в правой голени, которую я ещё в подростковом возрасте сломал.

Сказать прямо – я ненавидел все эти приблуды. Резать себя и вставлять внутрь какое-то дерьмо... Что за бред? Или позволить мясникам отрезать функционирующую руку... Вы серьёзно?

В те времена я даже не думал о трансплантологии в первую очередь из-за того, что у меня никогда не было бабла на эти игрушки. Впрочем, как и у остальных в этом поезде. Мало кто из них смог сам позволить себе такую роскошь – большинство кибернетических улучшений взято в лизинг, в кредит или установлено за счёт корпораций, которые таким образом обеспечивают себе пожизненный наём…

Да, этот маленький грязный зловонный переулок, похожий больше на щель между домов, и есть «Большая-центральная».

И это не шутка.

Чуть больше восьмидесяти лет назад название этой улицы больше соответствовало её виду. Но всё изменилось после перепланировки. Дома, улицы и даже целые кварталы меняли своё местоположение, чтобы расчистить зоны для мега-застройки. Несмотря на это, переименовывать улицы никто не стал, что и породило кучу подобных несоответствий. «Большая-центральная» стала вонючим переулком, а какая-нибудь «Малая проездная» – центральным проспектом.

Я уж молчу о том, что большинство улиц на окраинах города превратились в бесконечные, непроходимые закоулки…

Думаете, это ветераны войны?

Или жертвы терактов?

Нет. Это трутни, которые к старости лет оказались не удел.

Если их и можно назвать ветеранами, то только ветеранами труда.

Это неудачники, которые пытались встроиться в систему, но система здорово шваркнула их, перед этим высосав все соки. Система требует жертв, и эти идиоты добровольно отпиливали себе руки и ноги, а то и всё сразу, чтобы соответствовать условиям труда. Но технический прогресс, инфляция и постоянные новинки на рынке имплантатов не оставили им и шанса. В конечном итоге их грошовые зарплаты, как и зарплаты миллионов других рабочих, стали уходить на обслуживание собственных железок. Со временем они оказывались по уши в долгах, а потом – выброшенными на помойку, также как и их вышедшие из строя протезы. И теперь весь город полон порубленных, раскромсанных калек, а их работу давным-давно выполняют высокофункциональные машины...

Впрочем, так было всегда: хочешь стать членом общества, ты должен отрезать от себя часть.

А вот кстати и он – наш небожитель.

– По правде сказать, вы нас очень удивили, молодой человек, – раздается его голос.

Он захлопывает за собой дверь и под цокот туфель подходит ближе, так и не поднимая на меня глаз, – всё смотрит и листает пачку документов в своих руках.

А пока он шагает, мой мозг принимается собирать всю доступную информацию. Каждая деталь что-то рассказывает о нём, как о человеке.

– С такими коэффициентом наш тест ещё никто не проходил, – продолжает он.

Так что, когда он подходит к столу, я знаю его не хуже, чем его собственная мать, которая со стопроцентной вероятностью уже давно в земле.

Знаю, какой рукой он зачесывает волосы на своей полулысой башке.

Знаю, что его грузные синяки под глазами от того, что он проводит много времени на работе и мало спит, а значит, смуглая кожа на его лице – следствие автозагара, который он тщательно втирает пальцами правой руки – они тоже окрасились.

Знаю, что он консерватор и не фанат имплантов, поскольку шрам, тянущийся от залысины точно её продолжение – след от старомодной модификации. Стало быть, сделал он её уже очень давно.

Знаю, что ему лет шестьдесят семь (об этом мне говорят его щербатые морщины), а ещё – что у него проблемы со здоровьем. Лет через пять сердце придётся менять на механический мотор.

Но, сказать по правде, с такими как он и этого мало.

Вот только откуда мне было это знать?

Шшш-шшш... – снова раздаются помехи из рации.

Лысеющий мужик в форме на переднем сидении полицейского автомобиля с автопилотом берет гарнитуру – ручной микрофон – и подносит его к губам:

– Приём, патрульная машина номер: 0724FGARK. Мы на подъезде...

Ему в ответ вырывается:

Шшш...Принято...шшш...Открываю ворота...шш...

– Почти приехали... – бубнит второй коп помоложе на пассажирском сидении, в то время как тот, что за самовращающимся рулем, кидает на меня взгляд усталых глаз через отражение в зеркале...

Они везли меня минут пятнадцать на север города по внутренней магистрали, потом свернули на запад и, поколесив по гетто-районам, привезли к департаменту.

Машина сама собой притормаживает и, пропустив встречку, пересекает желтую пунктирную линию по середине дороги. Заехав на поребрик и дважды подпрыгнув на лежачем полицейском, она оказывается у огромных металлических ворот, которые уже начали отъезжать в сторону с диким скрежетом – настолько громким, что его отлично слышно в салоне электромобиля.

Заезжаем внутрь.

Тот, что помоложе, поворачивается к напарнику и, переминая зубочистку в зубах, спрашивает:

– Кто оформляет?

– Давай без этого, – усталый голос в ответ. – Просто займись этим и всё.

В помещение клуба заходят три очень необычных существа – три девушки, ростом метра два, с бледной, отливающей фиолетовым, кожей, вытянутыми лицами и, как на подбор, идеальными носами, а также огромными, вытянутыми, миндалевидными глазами, которых хватило бы на два лица…

До этого я слышал о таких, видел в сети и на телеэкранах, но вживую – никогда. Такие как они не совсем обычные люди – это продукты генной инженерии – модифицированные организмы, чей генетический код подвергся сильнейшей обработке. Разумеется, подобная процедура – не дешёвое удовольствие, поэтому завести таких «идеальных» детей по карману только самым богатым человечкам мира…

– Вау, – протягивает Клерк. – Какие красивые.

А вообще забавно смотреть на фото этих генно-модифицированных людей рядом с биологическими родителями: такое ощущение, будто они усыновили инопланетян...

Мы с Клерком, не отрывая взгляда, смотрим, как эти дивы проходят в центр зала и усаживаются на Vip-места, по периметру которых занимает позиции охрана. Одна из них – самая высокая и худая, – пока шла, пару раз кинула в мою сторону пронзительный взгляд своих невообразимых изумрудных глаз (если не ошибаюсь, фиолетовые и изумрудные – самые дорогие цвета из прайс-листа). Стоит отметить, я с первой же секунды понял, что она особенная. И не только из-за цвета глаз. Как только она вошла, мне показалось, словно луч света ворвался в темное помещение…

Я преодолел огромный путь через океан Вселенной длиною в 85 миллионов парсек, и что в течение 400 миллиардов лет я претерпевал сильнейшие изменения, в результате которых я стал настоящим межгалактическим существом...

За это время я не раз оказывался на краю гибели: столкновение с метеоритами; прохождение корабля через межзвёздные облака из какой-нибудь карбоновой кислоты или из раскалённых частиц плазмы; изнуряющая борьба с разрушительными последствиями космических лучей и постоянных бомбардировок ионизирующего излучения; непрерывное противостояние с губительными для организма мутациями генов... Из-за этого всего я был вынужден бесчисленное количество раз перестраивать и модифицировать корабль, вплоть до того, пока он, в конечном итоге, не стал чем-то наподобие внешнего скелета для моей биомассы. Как синий кит, бороздящий Земные океаны и поглощающий тоннами планктон, я целую вечность дрейфовал в межгалактическом пространстве, не упуская ни одного органического соединения в газопылевых скоплениях на своём пути...

Но теперь моё бесконечно долгое путешествие, наконец, близится к исходу. Сейчас через свои светочувствительные сенсоры, занимающие то, что когда-то было главным мостиком Корабля поколений, я продолжаю наблюдать за тем, как незаметно движется мне навстречу NGC 7318 – двойная галактика в красно-оранжевом спектре, чьи центры не могут завершить объединение уже целую вечность...

Надо сказать, этот дедуля всегда был на взводе, но в тот день он просто параноил. Скорость его речи была взвинчена до предела, а цвет лица – нездорово бледный. Я подустал, слишком мощный стимулятор проглотил.

Тусклый свет лампы за моей спиной крупным бликом отражался на его гладкой лысине и поблескивал серебром на редких седых волосах у висков.

– Ладно, проходи давай, – бурчит он, даже не скрывая своего акцента. Он вроде как бежал из Европы. И судя по говору – откуда-то из восточной Европы.

Старик напоследок снова обводит меня беглым взглядом, после чего распахивает настежь дверь.

Loading... – побежала полоска перед носом.

Как только она заполняется, и киберпространство окончательно выстраивается вокруг меня, я чудесным образом оказываюсь не темных коридорах и серверной спец крыла, а в окружении золотых колосьев. Чтобы разглядеть за ними хоть что-нибудь, мне приходится подняться с земли и выпрямиться во весь рост.

Повсюду надо мной – совершенно невообразимое небо... На фоне мрака отчётливо прочитывались звезды, несмотря на то что справа от меня за горизонт закатывалось пламенеющее солнце, подсвечивающее розоватым оттенком растушеванные разводы довольно низких перистых облаков...

Помимо этого, милях в пяти от того места, где я зареспаунился, ближе к краю земли, к небу тянулись одинокие, безумного размера деревья, чьи кроны уходили глубоко в стратосферу и собирали вокруг себя ореолы из рассеивающейся дымки высокоатмосферной влаги. А на противоположной стороне от заката – слева от меня – вдоль всего горизонта тянулась невероятно длинная горная гряда. Она, конечно, не шла ни в какое сравнение с высотой мета-деревьев, но зато было видно, как из-за неё выползает мерцающий в полумраке грозовой фронт...

Я продолжал рассматривать это незабываемое кибернетическое произведение искусства, ничем не уступающее оригиналу с визуальной точки зрения оригиналу, пока эту идиллию не нарушает нечто, пронесшееся на высоте сотен метров прямо над моей вскрытой башкой...

Фууххх...

Но даже запрокинув голову к небу, я увидел только иссякающий след искривления пространства, который было сложно различить на фоне мрака и звезд, однако мне не приходится долго ждать повторного пролёта:

Фууххх... – хотя и на этот раз мне не удаётся ничего разобрать...


А ещё чуть позже до моих ушей приглушенным грозовым раскатом доносится чей-то голос:


– Кто ты такой?


Затем надо мной снова промелькивает что-то:


Фууххх…


Да уж, это был как раз он – тот, ради кого я сюда явился.

Забавно, он только-только успел заработать, а у него уже мания величия...

Двери подъёмника распахиваются, и передо мной предстаёт просторный, обесточенный и из-за этого утопающий во мраке холл, в котором меня уже ждали...

Я с напускной агрессией выхожу из кабины голый, мокрый, измазанный в крови, и на меня тут же направляются штук тридцать зелёных лазерных прицелов. Эти небольшие качающиеся точки словно сонные мухи, пытающиеся собраться в рой на моей впалой груди. Как я и предполагал в одной из своих версий, холл оказывается полон сотрудников SWAT, попрятавшихся за всевозможными укрытиями: столами, лестницами, колоннами, стойками и прочей ерундой. И как только я появился, тряся своими извилинами и изувеченным от экспериментов над своим телом хреном, все бойцы напряглись и направили стволы прямо на меня. Но уже буквально через пару мгновений до моих сверхчувствительных ушей стали доноситься шепчущие голоса:

– Что это за тварь?

– Господи, это что ещё такое?

– Я шлем виртуальной реальности забыл снять?

Правда не знаю, что их больше напугало: моя вскрытая башка или висюлька между ног.