В этой статье я, в первую очередь, рассматриваю тему основной идеи, как своеобразный ответ и размышление касательно распространённого совета начинать произведение именно с неё. Но сперва вкратце выражу своё общее отношение к данной теме.

Скажу сразу: я считаю, что понятие «основная идея произведения» - это изобретение тех людей (авторами я их не рискну назвать), которые создали книги из ряда: «Написать бестселлер за 15 мин», «Стать президентом страны уже завтра» и «Обеспечь себя пассивным доходом на всю жизнь уже сейчас».Хочу заранее предупредить: записи, которые я буду публиковать, могут казаться слегка (если не слишком) непоследовательными. Поэтому заглавие статьи может оказаться обманчивым и никак не вязаться с конечным абзацем. Дело в том, что моя писанина - это что ни на есть настоящий полет мысли, и куда она залетит - туда и я, а куда именно - увы, мне не известно. Я здесь просто в качестве машинистки, которая - как в фильмах, - звонко бьет по клавишам печатной машинки и бездумно вносит слова в текст, вот только в качестве диктующего - мой воспаленный, усталый от работы над прозой, мозг.

Шутка, это не совсем так. Они, разумеется, используют это понятие, но изобрели его другие люди - намного раньше. Полагаю, ими были те же самые господа, что с благородной целью основали общеобязательное образование, дабы просветить людей и, как бы выразился Фуко, «придать им форму» (куда без этого в обществе контроля). Таким вот невероятным образом вышло так, что интерпретировать литературные произведения стали люди далёкие от литературы. А вот уже послушав их, те "авторы", которые пишут вышеупомянутые шедевры, советуют начинающим писателям начинать работу над своим произведением с главной/основной идеи/мысли. А это, друзья мои, как лакировать необработанное дерево перед тем, как сделать из него стул.

Вообще каждый раз, когда я слышу что-либо об этой пресловутой главной идее или мысли, перед моими глазами всплывает месье задумчивый Сэлинджер. Он сидит за столом, упершись в висок рукой, между пальцев которой дымит сигарета. Перед ним лежит книга, и мне кажется, он решил перечитать после публикации свою «Над пропастью во ржи», и тут внезапно кое-что понял. Джером Соломонович поднимает печальные глаза на объектив и словно спрашивает себя: «А какая же главная идея в истории моего Холдена? Что же я хотел всем этим сказать? Зачем Колфилд все время спрашивает: куда деваются утки зимой в манхэттенском пруду?»

Ладно, последний вопрос Мистер Сэлинджер, полагаю, ещё мог себе задать, но вот первые два - это уже вряд ли. «Что хотел сказать автор?» «Какова тема произведения?» «Какая Центральная его мысль?» - эти вопросы исторически были уделом читателя, и канонизировались они исключительно для того, чтобы создать универсальную матрицу понимания литературы. Автор же к ним никогда не имел никакого отношения (судя по всему, до последнего времени). Не уж то вы думаете (пишу так, хотя уверен, что большинство людей меня прекрасно понимает), что, к примеру, Чарльз Буковски, прикончив очередную бутылку виски за написанием новой главы к «Хлеб с вечной», вдруг остановился и стал задавать себе эти вопросы?

Или Пушкин. Представьте, Александр Сергеевич откладывает перо и, глядя в окно, погружается в размышления от том, как школьники на уроках будут изучать композицию письма Татьяны к Онегину и обратно? И какие средства выразительности он припрятал для них там? Как и многие другие выдающиеся авторы, Александр Сергеевич занимался куда более сложными и интересными вещами: следил за судьбами своих персонажей, врывался в каждого из них и сутки напролёт доводил до совершенства каждую сточку текста. А об основной мысли произведения он тогда и слыхать не слыхивал, а если бы ему кто-нибудь и рассказал - он бы только снисходительно улыбнулся.

Но сегодня мы заходим в интернет, и умудрённые опытом мужи кричат там: основная идея! Основная идея? «Что же это такое, основная идея?» - спрашиваю я себя и нахожу пример:

Ааа, удивлённо протягиваю я, вот с чего, оказывается, начал работу Голдинг. Я-то по наивности полагал, что он задумал ответ/пародию/критику на жанр робинзонад, который проедали читателю плешь своей гуманистической наивностью уже как полтора века. Прям вижу, как он перед тем, как приступить к первой строчке романа поднимет к потолку глаза и, поглаживая седую бородку, повторяет про себя эту заумную, сложную, не имеющую ничего общего с произведением фразу. Важно кивает, словно нашёл что-то по-настоящему стоящее, и начинает писать...

Прошу прощения, но я ничего не могу с собой поделать - передо мной снова всплывает образ задумчивого Сэлинджера: сигаретный дым сгустками поднимается вверх, он смотрит на камеру, но в это раз вспоминает тот день, когда он придумал основную идею своего романа: «Это был конец второй мировой. Целый год ада, мясорубки на территориях западного фронта были позади. Мы освобождали пленников из немецкого концлагеря - они с трудом выползали из бараков и плелись рядами... слабые, худые до ужаса... А после - массовые расстрелы немецких охранников без суда и следствия... Но тут мне внезапно пришла в голову мыль, - Джером Соломонович снова воспрял духом: - Напишу ка я роман, главной идеей которого будет облечение лживых ценностей Американского общества, проявляющихся как в моральных устоях, так и в душах людей, что бы это ни значило...»

Да, отвратительный пример, согласен. Но, по-моему, только подобные примеры могут отразить наивность, абсурдность и несопоставимость искусственно высосанных формулировок (в качестве основной идеи произведения) и реальным положением дел. Сэлинджер где-то упоминал, что сколько бы лет с войны не прошло, его все еще преследует запах горелого человеческого мяса. Думаете, ему требовалось выдавливать из себя основную идею романа? Думаете, он искал её и формулировал, пережидая немецкую артиллерию? Полагаю, что нет. Что-то мне подсказывает, что он просто видел происходящее вокруг себя, и у него возникало стойкое ощущение, что с миром что-то не так, и уже на это ощущение упали идеи, персонажи, декорации и вся остальная история.

Лично для меня роман «Над пропастью во ржи» о трёх вещах: о самом Сэлинджере, о его мироощущении и о влиянии на два первых элемента войны (хотя ни о войне, ни о Сэлинджере там речи даже не идёт). И весьма вероятно, что сам автор не нашёлся бы, что ответить на вопрос о пресловутой «главной идее» романа, или как минимум погрузился бы в долгие размышления, и, если бы даже нашёл ответ, он бы сильно отличался от общепринятых версий, а возможно, именно подобного рода идиотские вопросы послужили причиной того, что он с 1953 года стал, фактически, отшельником и оставался им до конца своих дней.

Но сторонники Литературного бихевиоризма продолжают с лупой разыскивать основную мысль и городить формулировки в стиле:

Мне кажется, эти фразы даже близко не отражают суть своих произведений, а ещё более абсурдно выглядят советы по использованию в качестве основы для произведения.

А пока вы переходите на следующий абзац, я предлагаю вам ещё раз прочитать эти формулировки, подумать и попытаться ответить на вопрос: «что же они значат на самом деле?»

Надеюсь, вы немного подумали над этим, а я сразу ошарашу вас своим личным мнением: я вижу в этих формулировках высушенный, обрезанный кусок вывода - своеобразная основная идея вывода. Вывода, который сделал человек, предварительно прочитав, препарировав и выудив из текста что-то своё. А выводов после прочтения произведения, как известно, может быть ровно столько, сколько людей живёт на планете.

В таком случае встаёт следующий вопрос: как, по-вашему, вывод (вернее, основную идею вывода - этого своеобразного гомункула) можно заложить в основу произведения, когда его ещё нет?

Понимаю, кто-то может возразить, сказав: «ну можно же попробовать? Посидеть, подумать, да и придумается!» Разумеется, можно, но вряд ли получится что-нибудь стоящее. Подобного рода заявления могут прозвучать исключительно от тех, кто переоценивает умственные способности человека и, в первую очередь, свои. Ни один автор, каким бы он ни был гением (а что такое гений и существуют ли они?), каким бы он ни был выдающимся и одаренным, не может удержать всё произведение в голове (все его тысячи элементов разом). А тем более, когда произведение ещё даже не написано. В таком случае, как может автор (тем более неопытный) начать произведение с вывода, который можно получить, лишь закончив произведение и имея все карты на руках, да к тому же проведя с этими картами не дюжую работу? Загадка.

Вернее, никакой загадки здесь нет. Это просто невозможно. А происходит это из-за фундаментального непонимания, как браться за объект литературы. Представьте: перед вами книга (маленький кирпичик), а вы толком не знаете, кто её создал, как, почему, для чего? Перед вами финальный продукт процессов, которые не ясны никому. И если вдруг рядом с вами появится её автор, вряд ли он сможет ответить на все эти вопросы. А если и ответит, то откуда вам знать, что это правда - ведь наша память, да и весь мыслительный процесс - очень коварная штука, и она пропитана всевозможными когнитивными искажениями.

И после этого всего встаёт ещё один вопрос - как же самому научиться писать? Вопрос, на который ответа ни у кого нет, за исключением абстрактного, но верного ленинского утверждения: учиться, учиться и... (в нашем случае больше подходит работать, работать...)

Да уж, я снова расписался. Но, не сделав какого-либо внятного вывода, не могу взять и все бросить, так что прошу потерпеть ещё немного.

Перейдём к другому примеру и попытаемся разобраться, что же может быть в основе литературного произведения, если не главная идея (хотя гипотетически она может существовать, но вероятность её существования в структурированном виде в подготовительном процессе произведения и сохранения до последней главы чистовика в том же виде - «крайне мала!» вернее — невозможна).

Так что по-быстрому метнёмся к Фолкнеру и его произведению «Шум и ярость». Надеюсь, знакомы, если нет — ничё страшного, попытаюсь исчерпать все на месте. Это американский писатель середины прошлого века. Так вот в одном из интервью он вкратце рассказал историю создания своего произведения. По его словам, все началось с образа малютки Кэдди, которая залезла на дерево в грязных штанишках, чтобы посмотреть на похороны бабушки, а три её маленьких брата смотрели на неё снизу (правда, один из братьев был старше её, но это не важно). И вот с этого образа/грёзы автор размотал всю дальнейшую историю своего романа. Причём она планировалась, как рассказ, но раздалась в три-четыре раза. Вопрос внимательному читателю: вы где-нибудь видите в этом образе главную идею романа?

— Да! — кто-то кричит из зала. — главная идея здесь в том, что она грязная девчонка и ей нужно подмыться!

Черт побери, бормочу я, да он почти попал в точку. Да, этот образ пророчествует дальнейшую судьбу девочки и её историю, так сказать, с подмоченной репутацией. Но основная ли это идея романа? Полагаю, что нет. А была ли она - идея - в тот момент? Тоже думаю, что нет. Уверен, сам Фолкнер ещё не знал толком, что и как произойдёт в дальнейшем. У него был только образ и ещё один важный элемент: желание - желание, переросшее в замысел. По словам самого автора, заключался он в том, чтобы нарисовать портрет очень полюбившейся ему девочки - Кедди. И из неоднократных попыток сделать это вырос роман.

По-моему, именно эти два элемента лежат в основе любого произведения (кто из них первоначален, не знаю - загадка в стиле курицы и яйцо): образ и замысел - своеобразное зерно, из которого и может вырасти произведение. А основная мысль - это уже как вишенка на торте, бантик на подарке, и уж точно не всякий писатель занимается такими украшательствами.

Что-то похожее упоминает и более популярный в наши дни писатель - Стивен Кинг. В предисловии к своей Темной башне он пишет, что после прочтения великого и ужасного. Кольца Толкиена, месье Кинг захотел сделать что-то подобное и положил эту идею (не путать с основной идеей произведения) в карман. И вытащил её обратно, когда увидел фильм Серджио Леоне «Хороший, плохой, злой». По тому, как он живо описывает кадры из этого фильма, могу предположить, что именно тогда у него и возникли первые образы будущего произведения и закрепилось намерение (замысел), как он сам пишет, создать самое большое и популярное фэнтези в истории, что он и попытался сделать.

Как вы уже поняли, не верю я в основную идею, тем более в попытку взять её за основу для произведения. Да, возможно, она может вылезти в процессе работы, как мираж для самого писателя, но какой-нибудь стэндфордский профессор прочитает её уже совершенно по-другому.

Начиная с крупной повести, я вижу в литературе определенного вида срез реальности, которую воспринимал автор. А у реальности нет основной мысли. Но при желании ты можешь вычленить из неё десятки, сотни, тысячи идей. И из этой тысячи каждый выбирает что-нибудь для себя. В то время как замысел - еще более абстрактная, но все же более применимая форма. Это вектор произведения, вопрос: что ты хочешь добиться от него?

Основная идея кажется мне метафизическим значением, которое как средневековая алхимия давно должна была уйти в прошлое. Это игра в идеальное, при которой реальный человек - автор, в головах людей превращается в идеального (несуществующего) автора, который непременно хотел сказать что-то конкретное. И в этот момент все превращается в поиски философского камня, а его, как известно, в реальности нет.